Вечность пахнет "Пылью"
Новая газета / Лариса Малюкова
18 лет спустя московский андеграунд снял ответ «Ассе»

Если звезды не «зажигают»… значит, фестиваль имеет шанс сосредоточиться на кино. Это стало ясно уже на открытии. Никаких церемониальных кинопоказов. Раз жюри в зале, представляем его и начинаем конкурсный просмотр.

Первый фильм соревнования, он же фильм открытия, — «Желанная жизнь» Джузеппе Пиччони. Кино про кино — истертая кинематографистами до дыр тема, с автографами от Феллини до Трюффо. Хотя Пиччони интересует не лаборатория кино — лаборатория чувств, вместо серебра он пропитывает пленку мелодраматизмом. Малоизвестная актриса и ее партнер, экранная знаменитость (Луиджи Локачио), влюбляются друг в друга, их отношения переплетаются с отношениями их персонажей (вариация на тему «Дамы с камелиями»). Жизнь по обе стороны камеры, как двойная диоптрия, вскрывает тайные пружинки. Неновая рифма костюмного кино и современности. Посмотрим в глазок камеры, как устроена внутри эта игрушка — жизнь. Поменяем фильтры. Вместо светлой короткой стрижки приварим щипцами накладные темные волосы, наклеим бороды и усы, наденем камзолы и кринолины. Накладные чувства прорастут сквозь толстый грим и кожу — куда-то вовнутрь… Актеры забудут, где должны произносить «реплики», где можно «импровизировать». Вот отчего постельная сцена подло перелицовывает только что отснятую на площадке. «Мотор! Начали. Стоп. Снято! Работаем на камеру». — «Я не актриса. Скажи, я актриса? В моей жизни нет будущего. Значит, я свободна?» — «Что ты делаешь, чтобы заплакать? Я вспоминаю что-нибудь грустное». — «А я делаю грустное лицо».

Фильм Пиччони традиционен и вторичен, как пыльная пьеса, которую экранизируют и бесконечно репетируют ее герои. Картину можно было бы счесть примером сверхбанальности, если бы не тончайшая работа Сандры Чеккарелли. Ее магическая игра заставляет фантазировать: как роль перемигивается с судьбой, что меняется от перемены ее места с жизнью актрисы?

«Вечная мерзлота» Аку Лоухимиеса — фестивальное кино, поначалу напоминающее «физиологические очерки» братьев Каурисмяки, описывающих выброшенных на обочину жизни. Вязкий темп, будто случайно подсмотренные на улице неказистые лица. Но вместо света в конце туннеля — тотальная депрессивность. Композиция — раздробленная на эпизоды теория хаоса. Или вариация на тему сказки «Про шмелей и королей» с незамысловатой моралью: даже маленькое зло включает цепную реакцию, нарушая гармонию в мире. Попытка разобраться в загадочной братской финской душе… Мотивы толстовских произведений от «Фальшивого купона» до «Анны Карениной» витают над несчастливыми героями, некоторые из них рассуждают о Толстом. Впрочем, фильм апеллирует скорее к экранизации «Фальшивого купона» Робера Брессона («Деньги»), в которой купюра в 500 франков, пущенная в оборот, завязывала узел несчастий. И здесь герои горюют — каждый по-своему. Ледниковый период замерзших надежд. Край стылых чувств, которых не разогреет финская баня. Одни продают пылесосы и шампуни от перхоти. Другие пытаются преподавать литературу (Толстого), третьи — печатать купюры на ксероксе, четвертые мечтают о машине, пятые пытаются спасать общество от преступников. Ни у кого ничего не выходит. Доведенные до отчаяния, окончательно «обмороженные»: пылесосом крошат головы собутыльников, безуспешно грабят банк, вымыв волосы шампунем от перхоти, летят под колеса поезда… Двуногие депрессанты — средних лет и без определенных занятий и места жительства. Ходят по краю замкнутого круга благополучного общества. Спиваются, подсаживаются на «колеса», чтобы потом посещать общества алкоголиков и наркоманов.

Такое вот «горячее» финское кино. Зыбкая граница между добром и злом прочерчивается Лоухимиесом не между героями, а прямо по живому (точнее, полуживому) внутреннему миру. Не случайно у зрителей возникают параллели с «Собачьей жарой» Зайдля. Та же фрагментарная форма, тот же коллективный портрет аутсайдеров в интерьере затрапезной жизни-помойки.

Мечта из мусора

По духу «…мерзлоте» близка шведская «Гитара-монголоид». Тоже псевдодокументальность, в основном общие планы. Следим за бессмысленными драками байкеров на бензоколонке. Или вот трое, надравшись пива, развлекаются игрой в русскую рулетку. (Один из троих все время не в фокусе, чтобы, если ненароком помрет, его не было жаль.) Автор фильма Рубен Остлунд признался, что хотел «создать у зрителей чувство неуверенности».

Монголоидом обзывают мальчишку, уличного музыканта, сшибающего гроши у прохожих, темпераментно рвущего гитарные струны. В шведском языке «монголоид» означает ругательство, но Остлунд щедро сеет сомнения в умах зрителей, вынуждая их самостоятельно оценивать происходящее на экране: Хорошо/плохо, нормально/ненормально. Гогочущие подростки регулярно сбрасывают уворованные велосипеды с моста в реку. Один из велосипедов удается накинуть, как серсо, на фонарный столб. Этот красный велосипед ищет повсюду странная тетенька — толстая, в красных штанах, с авоськами: то ли юродивая, то ли одинокая. В финале она пытается отодрать велосипед от столба. Тут и просыпается сочувствие. Тетеньку жалко. А больше «никого не жалко, никого». И уже перед титрами над черепичными крышами города поднимается страшноватое черное полиэтиленовое облако. Тот самый мальчишка-гитарист склеивает из мусорных пакетов «типа мечту» и запускает свой «воздушный матрац» в небо.

Фильм за штуку баксов

Фильм «Пыль», представляющий российскую кинематографию в программе «Перспективы», на первый взгляд кажется самодеятельным «недокино» для тусовки. Снят «своими» чуть ли не за штуку баксов для «своих». Режиссер Сергей Лобан и автор сценария Мария Потапова (на цифровую видеокамеру снимал с плеча ее муж Дмитрий Модель) твердят, что картина — плод совместного творчества людей, объединившихся под знаменами «Экспериментального творческого объединения «Свои-2000». Однако кажущаяся случайность заснятой на пленку истории — результат кропотливого труда.

Жила-была бабушка с внуком. Внуку, Сергееву Алексею Викторовичу, уже за 20. Рыхлый, инфантильный, зрение — «минус шесть». Зато, в отличие от Рокки и Певцова, Алексей Викторович не рисковал собой. Бабушку не расстраивал, не пил, не курил, ел с хлебом, работал на фабрике по изготовлению игрушек — пластмассовых пистолетиков. Дома клеил модели самолетов. Бабушка ему в секонд-хенде долго маечку подбирала и купила: с грустным котенком. Поначалу эта маечка и представляется Алексею Викторовичу, маленькому человеку передовой современности, его заветной «шинелью». Именно в этой маечке с котенком ответственные товарищи из органов и «завербовали» Сергеева, доверили «послужить родине» в качестве испытуемого для секретного эксперимента. Пропуск выдали, и 10 тысяч рублей премиальных, и четыре дня отгула. А дел-то всего ничего: перед аппаратом посидеть типа рентгеновского. Тебя поколбасит чуток, изогнет изображение, и что-то такое на миг в тебе проснется — гибкое, мускулистое, прекрасное. В общем, то самое Тело, о котором ты, рыхлый, брюхастый, женоподобный, «минус шесть», даже мечтать не смел. Вот и все.

Только как после этого жить, когда себя накачанным красавцем, настоящим принцем, искупавшимся в кипящем молоке, почувствовал. И где оно, прекрасное «другое Тело», моя «шинель», сосуд, в котором красота? Нет, ни правозащитники не помогут, ни психологи. Фээсбэшники измордуют, но не остановят. Он будет маниакально искать Тело. И встречи с автором эксперимента, Пигмалионом, безумным профессором (неформал Петр Мамонов тут как нельзя кстати). Он должен стать иным, необыкновенным.

А в финале услышит неновое: что он, Алексей Викторович, 24 лет от роду, — ничто! Сор! Пылинка Вселенной! Пылинка, вознамерившаяся стать Аполлоном. Не грусти, Алексей Викторович, все мы кружимся под лампой некоего загадочного эксперимента. И когда маечку покупаем, и когда по ящику Петросяна, как твоя бабушка, смотрим, мы — под излучением. Только в финале прорвется знакомая и обманувшая надежды песня. «Перемен! — хрипит Цой, но сурдоперевод песни ярче гневных слов. — Перемен! — резкий изгиб рук, отчего-то по кругу. — Перемен требуют наши сердца! Перемен требуют наши глаза! И руки полосуют по сердцам и глазам…».

«Пыль» — очередная протестная глава андеграунда. Ответ «Ассе» спустя 18 лет. Мы ждем перемен. Не слышащие нас, следите за руками! Картина снята группой «Свои-2000» как прямое продолжение предыдущего проекта «За анонимное и бесплатное искусство» (ЗАиБИ). В ролях — знакомые и друзья создателей фильма: рэперы из «Многоточия» и White Hot Ice и Руставели, диджей Агеев и экс-ведущая МузТВ Белка, акын и шансонье Псой Короленко, режиссер «Черного фраера» Глеб Михайлов, куратор фестиваля «Стык» Сергей Сальников, «революционный» писатель Дмитрий Пименов, оркестр «Пакава Ить».

Простим фильму неприкрытые сбои в интонацию капустника. Движение «Свои-2000» провело первый в России уличный праздник карнавального сопротивления street party. Главная идея — фамильярное отношение к городскому пространству, колонизированному офисами, бутиками и «Макдоналдсами». «Пыль» — фамильярное отношение к традициям киноискусства. Проход развинченной подростковой походкой street party по экрану, колонизированному блокбастерами и гламуром. Главный лозунг street party — «Круто освоимся!». Радостная карнавальность шествию обеспечена.

Самодеятельность? Еще бы! Паранойя? Конечно! Сценарная расхлябанность? А как же! Шитая белыми нитками игра непрофессионалов? Единственный профессионал в фильме — старый скоморох Петр Мамонов, который борозды ни одному шествию не испортит. Вспоминается созданный им балет «Мыши, мальчик Кай и Снежная королева» с человеком-яйцом и гражданином с лыжей. В фильме Мамонов и есть самый настоящий Кай, до старости пытающийся из «пыли» составить слово «вечность».